Добрейшей души зверь (Санкт-Петербургские ведомости)

Опубликовано: 06.12.2010

Добрейшей души зверь (Санкт-Петербургские ведомости)

Санкт-Петербургские ведомости
Выпуск  № 228  от  03.12.2010
добрейшей души зверь
Это монолог Хьюго, собаки – проводника слепых, записанный со слов его хозяйки накануне Международного дня инвалидов, который отмечается сегодня.
Виктория МОРОЗОВА



И что сегодня за праздник такой – как его отмечать? Непонятно, чем этот день отличается от «вчера» или «завтра»...


Сегодня – все как обычно, ничего особенного. Утром на меня наденут шлейку и я поведу хозяйку на работу. Я уже привык к тому, что люди на улице обращают на меня внимание: у меня на шлейке «красный крест» и надпись «собака – проводник слепого». Я вижу уважение в их глазах.


До работы мы добираемся полтора часа – на автобусе, потом на маршрутке. Это не сложно. Самый сложный участок – Загородный проспект, где тротуарная плитка уже который месяц перекорежена. Тут надо быть особенно внимательным. И еще – переулок Джамбула, где находится Центр медико-социальной реабилитации инвалидов по зрению. Там моя хозяйка преподает пространственное ориентирование ослепшим людям.


На Джамбула уже вторую зиму снежные завалы – прямо как нарочно! В центр реабилитации каждый день ходят десятки незрячих людей, а зрячим людям с лопатами наплевать. Они что, не в курсе, что слепым и по ровной-то дороге не всегда просто передвигаться? Им непременно линия какая-то нужна – поребрик или стена дома, чтобы вдоль идти. Они сначала боковую линию белой тростью нащупывают, а потом – пространство перед собой. Так и ходят: удар тростью по поребрику, удар перед собой – называется маятниковый прием безопасного передвижения.


Кстати, я – лабрадор-ретривер. 16 января мне исполнится четыре года. Я родился в подмосковном городе Купавна в единственном в России питомнике, где готовят собак – проводников слепых. Там я ходил в собачий детский сад, где мы ничего не делали – только по вольеру носились, а потом пошел в школу.


В школе было трудно. На одних уроках нужно было учить разные собачьи команды, а на других – ходить по маршруту. Инструктор учила меня обращать внимание на все, что необходимо видеть, – на рытвины, ямы, лужи, всякие препятствия. Одни из них нужно было обходить, перед другими останавливаться.


Шлейка у собак нашей профессии специальная – жесткая. По ней человек, которого я веду, может чувствовать любое мое движение и, соответственно, понимать, о чем я хочу его предостеречь. Меня учили замечать даже ленточки, протянутые гораздо выше моего роста – на уровне человеческих глаз.


На уроках инструктор надевала себе на глаза специальную плотную повязку. Я знал, что теперь она, как слепая, ничего не видит. Поэтому сразу становился предельно внимательным. Мне нельзя во время работы ни на что отвлекаться. И на других сородичей в том числе. Всем воспитанникам питомника даже специальные операции делают, чтоб мы не влюблялись.


У собак моей профессии очень напряженная работа – мы практически все время находимся в стрессовых условиях, все время в напряжении. Может, поэтому мы не слишком долго живем...


А вообще люди говорят, что в тот момент, когда вместо обычного прогулочного поводка на меня надевают шлейку, у меня даже выражение морды меняется – с добродушного на серьезно-сосредоточенное.


Для того чтобы получить собаку-проводника, человек должен иметь соответствующую запись в индивидуальной программе реабилитации. Звучит, конечно, несколько странно, но я действительно считаюсь средством реабилитации – ну примерно как коляска для инвалида-опорника. Люди, которые нуждаются в нас, направляют в питомник анкету, и там, когда нас обучают, стараются учесть конкретные требования.
Одного только не понимаю: вроде бы ко всему нас готовят, а вот к проезду в метро отчего-то нет. Лично мне это неумение очень мешает. Потому что из-за того, что я не знаю, как ездить на эскалаторе, мне иногда приходится дома оставаться. И я переживаю: как там мои хозяева без меня?


Пришло время о хозяевах рассказать. Нина Александровна и Игорь Владимирович – инвалиды I группы по зрению. И оба ослепли, будучи уже взрослыми. Нина окончательно потеряла зрение в 2000 году – осложнение после перенесенного когда-то на ногах гриппа. А Игорь – моряк с почти двадцатилетним стажем – ослеп в 2003-м, когда на его химовозе – танкере, на котором перевозят опасные вещества, случилась утечка. Тогда не один он пострадал... Встретились они в реабилитационном центре на Джамбула на занятиях по пространственному ориентированию. С тех пор вместе.


Игоря я, кстати, тоже часто на работу провожаю. Он после потери зрения окончил медицинское училище, получил профессию массажиста и теперь работает в Мариинской больнице.


А еще есть Тимофей – сын Нины, он с нами живет, ему 25, и Кирилл – сын Игоря, ему 17, он живет в Керчи. Мы к нему приезжаем на лето. Я их люблю, но к хозяевам не могу отнести – они зрячие.


Нину и Игоря я очень люблю, но по-разному. Нину я люблю-уважаю. Она, по-моему, в доме главная. И потом я с ней первой познакомился – она меня из питомника забирала. Нина все время ходит с белой тростью, и для меня это сигнал – раз без трости не может, значит, не может и без меня. Поэтому я и дома за ней все время слежу: вожу ее по квартире, чуть подталкивая в нужном направлении носом. А она улыбается...


А Игоря я люблю-обожаю. Всегда к нему первому бросаюсь, когда они вдвоем с Ниной домой приходят. Игорь мне спину гладит-массирует. Мы с ним в мяч играем и в перетягивание каната – любимая наша игра.


Дома мне не все можно. На кухню, например, нельзя. И в комнату к Тимофею – если только заглянуть на минутку. По молодости и глупости я как-то мобильным телефоном Игоря «воспользовался» – думал, кость, ну и погрыз немного. И норковая шапка Нины как-то с вешалки в коридоре упала – тоже попробовал чуть-чуть. Но мне вообще-то достаточно один раз сказать «Фу!», и я сразу все понимаю.
Я люблю смотреть телевизор – особенно футбол. И еще путешествовать. И в Керчь с хозяевами езжу, на море, и в санатории с ними был в Пятигорске. Некоторые удивляются, конечно, что мне всюду можно, но это потому, что они законов не знают.


И в отличие от всех других собак нам не положено работать в наморднике. Чтобы все вокруг чувствовать, мы должны находится в максимально свободном состоянии. Хотя мои хозяева на всякий случай берут с собой намордник – не для меня, а для людского спокойствия. Ну откуда людям знать, что собака может стать проводником только тогда, когда у нее нет гена агрессии. И на самом деле я – добрейшей души зверь...


Ладно, пойду провожу хозяина за пивом. Праздник все-таки...

ФОТО Дмитрия СОКОЛОВА